Золотой ключик для Насти - Страница 65

Я взвыла сиреной, бросилась на спину ближайшего воина. От моего крика разом заржали все три лошадки, попятились. Меня швырнуло на землю секунды через три. Инстинкт самосохранения заставил тут же перекатиться, благодаря чему спаслась от доброго тычка древком в живот.

Глядя на нас, худосочный Креатин отпустил повод своей лошади и ринулся помогать Косарю. Не знаю, что он сделал, но толстощёкий взвыл, бросил Косаря и вцепился в мага, начал трепать, как куклу.

Деревенский верзила нашел в себе силы подняться, замахнулся, но третий воин легко избежал удара. Косарь, по инерции, пробежал пару метров и свалился от мастерской подножки.

Меня с земли наоборот подняли. За волосы. И со словами «мерзкая бабёнка», попытались припечатать коленом в солнечное сплетение. Увы, увернуться не удалось. Но прежде чем лишилась способности дышать, сорвала с воинского пояса рожок. В обнимку с трофеем повалилась на землю, выпучив глаза и разевая рот, как выброшенная на берег рыба. На задворках сознания маячила неуместная мысль: капец новому платью, придётся снова в прабабкину юбку переодеваться. Зато теперь меня оставили в покое – мой мучитель побежал добивать Косаря.

Откуда взялись силы и, главное, дыхание, чтобы затрубить – я не знаю. Но заткнуть меня не смогли до тех пор, пока в воротах крепости не появилась дюжина растрёпанных воинов во главе с худым, плешивым мужиком. От света факелов в глазах зарябило.

– Прекратить! – гаркнул плешивый, перекрыв голосом не только шум драки, но и спасительный рожок.

Бить перестали.

Чьи‑то руки вздёрнули меня вверх. Рядом, тем же способом, поднялся Косарь. Креатин до последнего сопротивлялся протянутым к нему граблям, но тоже оказался пред светлы очи коменданта.

– Что. Здесь. Происходит?! – рявкнул тот, вперив злющий взгляд поочерёдно в меня, Креатина и Косаря.

– Война, – голос Косаря прозвучал хрипло.

Комендант внимания не обратил.

– Какого… вы, … селяне, напали на моих воинов?! – и, повернувшись ко мне, издевательски добавил: – Извините, леди.

Последовало торопливое, хмурое объяснение толстощёкого, в котором мы выступали отпетыми хулиганами и прочими… многоточиями. К пущей ярости нашей преступной группы, воин не докладывал, он откровенно жаловался. И потирал руки, предвкушая скорую расправу.

Мне отчаянно хотелось рассказать этой горстке подвыпивших бандитов, с какого‑то перепугу названных воинами Ремвида, в каком месте и в каких позах я их видала, но я нашла в себе силы прикусить язык.

– Война, – повторил Косарь обречённо.

Его опять не услышали. Горстка воинов гудела, возмущалась нашему вероломству и безалаберности. Они тут, дескать, кровь за народ проливают, а этот народ слова доброго не стоит.

Когда комендант всё‑таки изволил нас выслушать, Косарь говорить не мог. Стоял краснее пролетарского знамени и задыхался от обиды и возмущения. Креатин тоже молчал, его заметно мутило. А я… А меня никто не спрашивал – баба, что с неё возьмёшь. И всё‑таки я сказала:

– Неделю назад Горанг напал на Ремвид. Мы просим убежища.

Сперва, мои слова спровоцировали нездоровую тишину. Плешивый комендант поднял бровь в деланном удивлении, после чего, явленный нашим очам гарнизон, грохнул от смеха.

– Девочка, – выдавил комендант, – какая война? Ну какая война?! Ты что, мухоморов объелась?

И тут меня осенило… В последнем селе мы ни слова о горанцах не слышали, ни тени беспокойства не видели. Люди обсуждали грядущий урожай пшеницы и какую‑то стервозную бабу, которая недавно выволокла собственного мужа из трактира и задала прилюдную трёпку. Весть о горанцах ещё не достигла этих земель.

– Горанг напал на Ремвид, – дрогнув повторила я. – Мы просим убежища в вашей крепости.

Комендант перестал изображать сытого кота, в лапы которому угодили три придушенные мыши. Взгляд протрезвел.

– Откуда ты знаешь?

– Мы ехали по главному тракту. Мимо промчался гонец. Пытались остановить, расспросить – не вышло. Зато он остановился на ближайшем постоялом дворе, лошадь менял… Он вёз эту новость в столицу. Это было несколько дней назад.

– А тут вы как очутились?

– Свернули в сторону. Горанцы по главному тракту идут.

Комендант молчал, а я молилась.

– Не может быть, – сухо заключил он. – Уходите. И у моих ворот больше не появляйтесь.

Вторя словам коменданта, небо прорезала ветвистая молния, следом прокатился громовой раскат, от которого земля дрогнула. Гроза пощады не обещала.

Я отвела глаза, уставилась на море. Ветер будто шутя перекатывал волны, а те вздымались всё выше. Под беззвёздным небом, вода казалась чёрной, вязкой, словно дёготь. Вот она – последняя ночь моей свободы.

– Горанцы убьют нас.

Слова потонули в гробовом молчании.

Небо прорезала новая молния, на мгновенье осветила горизонт.

– Смотрите! – вскрикнула я.

Комендант обернулся, секунду всматривался в тёмную даль, наконец, спросил ядовито:

– Ну и что там?

– Корабли, – выдохнула я. – Корабли с чёрными парусами.

– С чёрными? – усмехнулся плешивый вояка.

Следующая молния озарила не только горизонт. Я успела увидеть кровоподтёки Косаря и Креатина, уродливые гримасы на лицах воинов, презрение на физиономии коменданта и… корабли.

Сколько их? Двадцать? Тридцать?

– … – выпалил комендант. Его лицо вытянулось, рот замер в изумлении. – Пушки готовь!

Гарнизон разразился криками и бранью, запел рожок. Пихаясь и толкаясь, воины бросились в крепость. Снова блеснула молния, следом расхохотался гром. Мой крик пересилил даже его: